Николай Пинчук - В воздухе - яки
- Что, что ты сказал? - накинулся он на товарища. - A ну, повтори, дорогой...
Видя, что шутка приняла не совсем желательный оборот, Николай перешел на серьезный тон:
- Ничего особенного. Я сказал чу-чело. А ты не знаешь, что это такое?
- Вай, вай, - горячился Мириан, - да это каждый ишак знает.
- Итак, может быть, и знает, а вот ты не знаешь. Если бы знал, так не кипятился бы. Что, по-твоему, значит это слово?
- Пугало огородное, - выпалил Мириан. Николай громко засмеялся, чем окончательно обезоружил, товарища.
- Чу-чело - это сокращенно, а полностью - чудесный человек, - сквозь смех пояснил Корниенко.
Абрамишвили поморгал округлившимися глазами, и его смуглое лицо слова расплылось в улыбке.
- Тогда и ты чучело, Николай, - сказал он и полез обниматься. - Ты тоже чудесный человек. Я это давно знал...
Так, обнявшись, они пошли через все летное поле к столовой. Техники, наблюдавшие эту сцену, потом не раз воспроизводили ее в лицах.
В сантиметре от смерти
Нам поставили задачу блокировать немецкий полевой аэродром Носиндорф на Земландском полуострове. Сделай но два захода, мы повредили и подожгли несколько вражеских самолетов, рассеяли обслуживающий персонал. Неподалеку от этого аэродрома старший лейтенант Александр Захаров в паре с младшим лейтенантом Викентием Машкиным обнаружили в лесном массиве скопление фашистских специальных автомашин и бензозаправщиков. Они находились под надежной зенитной защитой. Но, несмотря на плотный заградительный огонь, нашей паре удалось атаковать цель. Возник огромный пожар. При возвращении на свой аэродром мы заметили в водах залива Фришес-Хафф быстроходный катер, который направлялся в сторону юрта Пиллау. Он шел без опознавательных знаков. Упустить такой случай нельзя. Мы напали на катер. После первой же атаки он закрутился на месте, затем задымил.
Впоследствии в полку стало известно, что этот катер шел с особым диверсионным заданием. Мы помешали выполнить его.
Так наши авиаторы сражались каждый день. Нам приходилось вести штурмовку живой силы и техники врага в районе Фишхаузена и Лохштадта, уничтожать его самолеты на аэродромах, Летчики полка сопровождали "пешки", которые большими группами наносили массированные бомбовые удары по морскому порту и крепости Пиллау и отступавшим из Кенигсберга войскам.
У противника в руках оставалась узкая полоса суши - коса Фрише-Нерунг. Наши наземные войска на всех имеющихся плавсредствах переправлялись туда и с боями теснили фашистов. Передовые части, оторвавшись от основных, настолько стремительно вели наступление, что в штабах зачастую точно не знали, где же на такое-то время проходит линия фронта. Бои завязывались то там, то тут. Поэтому командование поставило нам задачу определить с воздуха, где точно проходит линия фронта, с тем чтобы правильно распределить силы, оперативно руководить ими. Задание было не из легких, так как коса Фрише-Нерунг была нафарширована средствами противовоздушной защиты - мало - и крупнокалиберной зенитной артиллерией, скорострельными пушками-автоматами.
На выполнение этого приказа первым на своем истребителе поднялся в воздух старший лейтенант Василий Шалев. Но его сразу же постигла неудача самолет подбили фашистские зенитчики, и он вынужден был сесть на "брюхо" на ближайший аэродром. Тогда выполнить это задание было поручено командиру 3-й эскадрильи капитану Матвею Барахтаеву. Однако и его самолет гитлеровцы подбили. Комэск успел лишь дотянуть до береговой черты, а затем выбросился с парашютом из неуправляемой машины и приземлился у самого берега залива в расположении своих войск. Так с парашютом за плечами Барахтаев, злой и усталый, заявился в полк.
- Да-а, - задумчиво произнес командир полка. - А ведь задание весьма срочное. Кому же еще поручить его выполнение?
Третьим оказался я.
- Ну, дружок, не подведи, - прошептал я, влезая в кабину "ястребка".
Мой Як плавно оторвался от взлетной полосы и круто ушел вверх. Мне повезло - удалось проскочить. Через несколько минут пересек косу в районе Пиллау, снизился до высоты 100-150 метров и продолжал полет над водами Балтийского моря вдоль косы. По серым шинелям узнал наших солдат и офицеров, продвигавшихся на юг. Но затем картина резко изменилась - повсюду серо-зеленые шинели немцев, машины с желто-черными крестами, в сторону наших войск ведется интенсивная стрельба из всех видов оружия. Значит, это и есть линия фронта. Внимательно всматриваюсь в очертания местности, запоминаю наиболее характерные ориентиры, чтобы на карте точно показать, где наши войска, а где немцы.
Вдруг слышу, а вернее чувствую, слабый удар. В кабине появляется какая-то пыль. Мгновенно, почти машинальным движением, беру ручку управления на себя и правым боевым разворотом ухожу в сторону неприветливого, но менее опасного моря, подальше от огня вражеских зениток. Окидываю взглядом машину - с двух сторон пробит фонарь кабины, повреждена левая плоскость. По радио доложил, где проходит линия фронта, и добавил, что самолет поврежден зенитным огнем. В ответ с командного пункта приказали:
- Быстрее возвращайтесь, постарайтесь дотянуть до аэродрома!
Медленно тянутся томительные минуты. Самолет ползет, будто телега по ухабистой дороге. Но вот наконец и аэродром. Сажаю машину. Ее тут же обступают техники. Начинают подсчитывать пробоины, осматривать повреждения. Механик Василий Сироткин протянул кусок проволоки через оба отверстия в фонаре и закричал:
- Командир, а вы везучий!
- Почему? - не понимая, спросил я.
Улыбающийся Василий попросил меня снова сесть в кабину, прижаться к бронеспинке. Он снова протянул проволоку.
- На этот раз у вас до смерти был всего один сантиметр!
Подошедшие ребята ахнули. И было отчего. Как показали измерения, осколок снаряда прошил фонарь кабины в одном сантиметр от моей переносицы. Будь тогда скорость самолета на какой-нибудь пяток километров больше, не избежать бы мне дна Балтийского моря. И только теперь, когда смертельная опасность миновала, у меня по спине пробежали мурашки.
Последний бой
На аэродроме Хейлигенбейль, где мы теперь дислоцировались, все было сделано добротно, капитально. Летный и технический состав разместился в благоустроенном городке, в котором еще недавно жили немецкие офицеры. Квартиры в двух - и трехэтажных домах были со всей необходимой обстановкой.
Полк "Нормандия - Неман" обосновался на аэродроме Бладиау, расположенном на пологом склоне залива Фришесс-Хафф, в пятнадцати километрах от нас.
Первое, что нам бросилось в глаза на новом месте, это множество разномастных собак. Они рыскали но всем закоулкам в поисках пиши. И, найдя кость или корочку хлеба, затевали отчаянную грызню за добычу. Собаки везде остаются собаками. Одни из них огрызались, другие ластились к нам.
